|
КАК РАЗРУШАЮТ НАБЛЮДАТЕЛЕЙ
Свидетельство очевидца
В день голосования я осуществляла наблюдение за выборами в качестве члена участковой комиссии с совещательным голосом. Работала в составе группы из трех человек, в которую помимо меня входил наблюдатель от кандидата Артемьева и наблюдатель от КПРФ, я была старшей этой группы.
Поначалу все шло нормально, за исключением того, что нам не позволили просмотреть списки избирателей, чтобы убедиться, что в них нет неположенных пометок и записей. Председатель комиссии свой отказ объясняла тем, что, роясь по спискам, я буду мешать выдаче бюллетеней. Мол, будет посвободнее, посмотришь.
Недоразумения начались, когда мы настойчиво начали проситься в выездные группы комиссии, которые должны были ехать с переносными урнами. Было три переносные урны, и наша группа настаивала на обязательном присутствии в каждой выездной бригаде кого-нибудь из нас. Напрямую нам не отказывали, обещали взять, но почему-то тянули с выездом. К тому же у реестра с заявками на домашнее голосование все время крутились и шептались с председателем комиссии наблюдатели от нашего основного соперника Семенова, что нам показалось подозрительным. Я подошла к ним и сказала, что хотела бы знать, что у председателя комиссии за секретные переговоры с семеновцами. Меня вежливо послали, хотя никаких секретов от наблюдателей у председателя УИК во время голосований не должно быть.
Через какое-то время непонятные шевеления у реестра продолжились, и я вновь подошла поближе, чтобы понять, что происходит. Видимо, председателю моя настойчивость не понравилась, и она сказала, что я пьяная, порекомендовав мне успокоиться, а то ко мне примут меры.
В обед я действительно, заедая бутерброд, выпила полбутылки пива. Перекусывала не сходя с наблюдательского места, и все члены комиссии и наблюдатели видели, как я «напилась». Поэтому было абсолютно бессовестно со стороны председателя комиссии называть меня пьяной. Тем не менее, пиво было, я должна это признать. Но кто мог знать, во что выльются мне эти 200 грамм клинского.
Около 16 часов я увидела, что две из трех переносных урн понесли на выход. О том, что выездная комиссия начинает работать, нас не предупредили, хотя обязаны были. Одеваясь на ходу, мы побежали за членом комиссии с решающим голосом (ЧКРГ), который понес урны. На улице стояла "Газель", и в ней уже сидел наблюдатель от Семенова. Туда же сел ЧКРГ и без приглашения – мои коллеги, члены нашей группы.
Непонятно, зачем в эту поездку понадобилось брать две урны, ведь было всего 13 заявок на домашнее голосование. Но на это обстоятельство мы в пылу борьбы за право попасть в «Газель» тогда не обратили особого внимания. Просто можем засвидетельствовать, что бригада взяла с собой две урны, с одной член комиссии и наблюдатели ходили по квартирам, а вторая всё это время оставалась без их присмотра, в машине, где кроме водителя вроде никого не было.
Мои товарищи по наблюдению уехали в «Газели», а я вернулась и заявила о желании ехать с третьей урной, если поездка намечается. И предупредила председателя, чтобы она не повторяла финт с тайной отправкой в отношении второй выездной бригады. Председатель ответила, что я её «достала», и позвала дежурившего милиционера, чтобы «принять ко мне меры». Милиционер Валера, я его знаю, это бывший наш участковый, мы с ним иногда общались, отвел меня в сторону и говорит:
- Слушай, девушка, вали отсюда, иначе я тебя сдам наряду как пьяную.
- Валера, - говорю, - Ты что, я же тут на работе, мне же за это деньги платят.
А он своё – да так зло:
- Я тебе не Валера. Нашла друга. Я при исполнении. Сказал: вали - значит, вали.
Я ответила, что не он меня сюда поставил, и не ему меня отсюда выгонять. Повернулась и пошла в зал.
Буквально через пять минут подъехала милицейская машина, Валера вызвал меня в коридор, и там приехавший наряд приказали ехать с ними. Сопротивляться я не стала, потому что поняла, что они специально хотят изобразить из меня пьяную дебоширку. Предупредив их об ответственности, я подчинилась. Было это как раз в 16 часов.
Меня привезли в отделение и сказали, что будут составлять акт о том, что я пьяная. Обращались не ласково. Я им ответила, что всё это ерунда, и что я с ними не буду ни о чем разговаривать, пока не свяжусь со штабом и не вызову юриста. И начала звонить по мобильнику в штаб. Дозвонилась не сразу, к тому же юрист был на разборе другого ЧП, и штабу пришлось потратить определенное время, чтобы «достать» его и направить на мою выручку.
А пока суть да дело, меня повезли в горбольницу и там, попытались заставить дыхнуть в трубку или признать письменно, что я пьяная. Я решительно отказалась, сказала, что, во-первых, без юриста ничего делать не буду, а во-вторых, это только пьяных водителей пропускают через трубку, а я не за рулем. Меня вновь повезли в отделение, и там продолжили писать протокол.
Было уже что-то около 18.30. Откровенно, к тому времени я настолько устала от этой нервотрепки, от хамства милиционеров, что хотела только одного – чтобы меня поскорее отпустили. Безучастно наблюдала за тем, как дежурный составлял протокол об опьянении, и о том, как двое «свидетелей» письменно подтверждали, что я пьяна до невозможности. Свидетелей этих, хохлов-гастарбайтеров, милиция при мне доставила со стройки, и было понятно, что эти ребята в милиции не подряде, подпишут, что угодно.
Закончив составлять протокол, милиционер сказал: «Подписывай и мотай отсюда. Тебя ждут на избирательном участке.». Решила не противиться больше и подписала все, что они там понаписали, отметив только, что не я - не пьяный водитель, чтобы заставлять меня дышать в трубку.
На участок вернулась примерно в 19.30 часов. И продолжила свою работу. Примерно в это же время вернулась и «Газель». Таким образом, с 16.00 до 19.30 благодаря провокации, устроенной милицией с подачи председателя комиссии, наблюдатели от Артемьева и КПРФ были лишены возможности наблюдать за залом и третьей переносной урной, которую увезли на «Волге» без нас. И с какими заявками от избирателей уехала «Волга» тоже непонятно, ведь «Газель» увезла с собой всё, что было в наличии. Да и что делали со второй урной в «Газели» во время ей безнадзорности, одному богу известно.
Когда я вновь оказалась на участке, там уже находился мэр Дзержинска Доркин. Возле него подобострастно суетились председатель и секретарь комиссии. Доркин подошел ко мне, назвал по имени:- Саша, ты наделала здесь много шуму. Зачем шумишь? Зачем баломутишь? Веди себя умнее, а то у тебя будут новые неприятности с милицией. Ты ведь этого не хочешь больше, не так ли?
Мэр был прав. Мне вполне хватило трехчасового общения с нашей милицией.
А потом был подсчет бюллетеней. Когда он начался, мне стало понятно, зачем нас удаляли. Все нарушения, о которых нам рассказывали на инструктаже в штабе, присутствовали.
Стол, на который высыпали бюллетени, наблюдателям был плохо виден. Члены комиссии расположились так, что загораживали нам обзор – делай с бюллетенями что хочешь. На наши просьбы в адрес членов комиссии расположиться по-другому, следовал стандартный ответ: не мешайте работать!
Практически у всех членов комиссии, сортировавших бюллетени, были ручки, хотя письменными принадлежностями по закону в это время могут пользоваться исключительно председатель и секретарь комиссии.
О том, какие подсчеты производились с бюллетенями, нам было непонятно. Члены комиссии разговаривали между собой полушепотом, многого мы не слышали.
Тем не менее, на одну странность все наблюдатели обратили внимание: вначале бюллетени с пометками в пользу того или иного кандидата шли более или менее равномерно. По крайней мере, две фамилии – Артемьев и Семенов назывались равномерно, это точно. Даже Артемьева было немного больше. И вдруг пошла пачка сплошного Семенова. 10, 20, 50, 100, 150 раз подряд – один Семенов! Потом опять пометки пошли равномерно: Семенов- Артемьев, Артемьев-Семенов. Чудеса да и только! Впрочем, все знают: чудес не бывает - вот он, результат нашего почти трехчасового отсутствия на участке.
Протокол увеличенной формы повесили на стену не сразу, а только в 23 часа, когда всё без нас просчитали. И по черновым записям секретарь заполнил все позиции увеличенного протокола сразу. Списывайте,мол, и будьте довольны.
Несмотря на запрет закона делать перерывы в работе комиссии с 20 часов и до окончательного подписания протокола, несмотря на недопустимость выходить в этот период из помещения с бумагами и документами, члены комиссии бегали с чем хотели туда-сюда, устраивали чаепитие и даже позволили себе распить шампанское. За успех (?). Ну, шампанское не пиво, его пить можно.
Комиссии удалось создать в помещении атмосферу такого невообразимого психоза – ругань, крик, шум, угрозы, бесконечные звонки по телефону, беготня – что в этой атмосфере у всех наблюдателей возникло одно и то же чувство: пропади оно все пропадом, скорее домой! Всем хотелось побыстрей получить какой угодно протокол, чтобы предъявить его в своих штабах и доложить об успешном завершении наблюдательской миссии.
Мы ничего не могли противопоставить этой мощной одуряющей государственной машине. Против нас работали профессионалы. Что могли противопоставить им бабушка из КПРФ, или мы с Алексеем, первый раз выполнявшие роль наблюдателей на выборах, и прошедшие всего полуторачасовой инструктаж накануне дня выборов. Против машины должна действовать машина. 8 декабря я это глубоко усвоила.
Уходила с участка разбитой и опустошенной. В коридорах наткнулась на милиционера Валеру. Он подошел ко мне уже без прежнего остервенения:
– Саша, ты уж прости меня. Я перестарался. Но сама пойми – не мог я по-другому. Тебе заплатили за наблюдение – ты старалась. Мне тоже заплатили, да еще как – я за полгода столько получаю.
- Семенов заплатил? – горько спросила я.
- Заплатили, - повторил он уже с раздражением, - Какая тебе разница кто?
В самом деле, какая мне разница…
А.Л.ЛЕБЕДЕВА, член УИК с совещательным голосом
|
: